Посвящается девушкам из FP: спасибо за ваш свет, любовь и смех. Без вас я не смогла бы этого сделать
Подбросив детей до школы, еду домой, как вдруг меня останавливают. В зеркале заднего вида успеваю заметить мигающие фары, следом раздаются два коротких гудка. Скорости я не превысила, да и других правил, кажется, не нарушала, тем не менее съезжаю на обочину. Позади меня тормозит полицейская машина. К моей двери подходит офицер, и я опускаю стекло.
– Мэм, вы знаете, что у вас не работает задняя фара?
– Правда?
Я высовываюсь из окна, будто смогу так что-то разглядеть, и тут же понимаю, как глупо, должно быть, выгляжу.
– Да, – отвечает он. – Со стороны пассажира. Могу я взглянуть на ваши документы?
– Конечно, – киваю я.
Он не похож на обычного полицейского. Смотрится скорее как модель, переодевшаяся для фотосессии в копа. Или кто-то из разряда «полицейских», показывающих стриптиз на девичнике.
Прочие мысли тут же выветриваются.
Офицер терпеливо ждет, пока я ищу нужные документы в бардачке, а потом достаю из бумажника права. Передаю все полицейскому, и он удаляется в патрульную машину. Идет обратно, наклоняется к моему окну и возвращает документы.
Вблизи я замечаю, что глаза у него зеленые, точь-в-точь такого же оттенка, как маленькое стеклышко, найденное мной два года назад на берегу Мексиканского залива: тогда мы с Крисом возили детей на остров Саут-Падре. Ростом этот мужчина где-то под метр девяносто, поджарый, но широкоплечий. На вид лет тридцати пяти – сорока, темные волосы слегка тронуты сединой, что только усиливает его привлекательность. Какая несправедливость. Он отрывает клочок бумаги от своего блокнота и, мельком глянув туда, вновь смотрит на меня:
– Клер?
– Да.
Он вручает мне штрафной талон.
– Это лишь предупреждение, – улыбается он, пытаясь рассеять мои опасения насчет штрафа. Какие же белые и идеально ровные у него зубы. – Решите этот вопрос как можно скорее, хорошо? Это небезопасно.
– Обязательно, – отвечаю я, глядя на талон. Подпись: офицер Дэниел Раш. – Спасибо.
– Хорошего вам дня, – кивает он.
Вернувшись домой, я нахожу Криса, своего мужа, на кухне с чашкой кофе. На нем джинсы и рубашка поло, как и полагается в свободную пятницу. Благоухает туалетной водой, которую я подарила ему на день рождения.
– Не видела мои часы? – вместо приветствия спрашивает он. Достаю часы из-под стопки писем на столешнице, и муж ловко надевает их на запястье. – Отвезла детей в школу?
– Да, – отвечаю я, поставив сумку на кухонный остров. – Сегодня последний школьный день.
Конечно, я и раньше говорила Крису об этом, но вполне возможно, что он забыл. У него сейчас голова забита более серьезными вещами.
– Я хотела сама отдать учителям подарки. Вряд ли они доехали бы в целости и сохранности на автобусе.
Дети для нас – самая безопасная тема разговора. Вежливый обмен репликами об их местонахождении и здоровье – вот наш нынешний стиль общения, где никто не повышает голоса. Как-то я вычитала в женском журнале, что если супруги прекращают ссориться, то дело плохо: значит, ты опустил руки и больше не пытаешься спасти брак. Надеюсь, это неправда, но подозреваю, что так и есть. Иду к посудомоечной машине, начинаю разгружать ее. Про заднюю фару даже не рассказываю – сама с этим разберусь.
Крис открывает шкафчик, достает пузырек и, вытряхнув таблетку на ладонь, запивает ее водой. Возможно, муж ждет, что я спрошу его насчет лекарств, но я молчу. Как и всегда. Крис что-то насвистывает: кажется, сегодня утром у него хорошее настроение. Я должна благодарить судьбу, что у мужа вновь появилась работа, ведь двенадцать месяцев, которые он провел дома, сильно сказались на наших отношениях. И до сих пор не все гладко. Муж берет свой ноутбук и ключи от машины, говорит мне «пока» и выходит за дверь, даже не поцеловав.
Я заканчиваю разгружать посудомоечную машину. В стеклянную раздвижную дверь скребется поскуливающий Такер. Выпускаю пса наружу.
– Иди, Такер, – говорю я.
Пес тут же кидается в погоню за белкой. Как всегда, он останется с носом, ведь зверушка ловко вскочит на забор задолго до того, как он домчится до нее. Однако Такер не оставляет попыток.
Наступает тишина. Я наливаю себе чашечку кофе и смотрю в окно, за которым царствует лето.
Со стопкой чистого белья захожу в комнату семилетней Джордан. Дочка без всяких напоминаний аккуратно застелила постель и усадила мягкие игрушки на подушке. На полу идеальный порядок: ни разбросанных носков, ни пижамы, ни единого карандашика или фломастера, которыми она так любит рисовать. Ничего. Раньше меня это беспокоило, но потом мама сказала, что в этом возрасте я вела себя точно так же.
– Клер, не ищи проблемы там, где ее нет. Девочка ценит порядок не меньше тебя.
Я так и не рассталась с этой привычкой. В моей жизни все должно быть четко организовано, разложено по полочкам. Ну и позабавила я, наверное, в прошлом году карму.
Дальше иду в комнату девятилетнего Джоша и тут же спотыкаюсь о гору машинок «Мэтчбокс». Здесь будто ураган пронесся. Сын обожает все крушить. Он не любит чистоту и порядок, как сестра. Я обхожу машинки и пересекаю комнату, переступая через груду одежды и обуви, спортивный инвентарь и гитару. Темно-синий плед съехал на пол, но простыни заправлены, да и подушки на месте. Поставлю сыну «отлично» за старания. Я кладу чистые вещи, забираю грязные и удаляюсь.
В нашей с мужем спальне примята лишь одна сторона кровати. Когда Крис бывает дома, что отныне является редким явлением, то спит он на диване в гостиной. Эта привычка возникла после ужасных приступов бессонницы. Он постоянно ворочался или вставал и в итоге решил не беспокоить меня по ночам. Сейчас я понимаю, мне следовало настоять, чтобы он остался, ведь теперь я сомневаюсь, вернется ли он когда-нибудь в нашу кровать.